Что за удовольствие было бы одному пройтись!

17 мая 2024

В 1891 году Петр Ильич Чайковский принял приглашение дирижировать на фестивальных концертах нового Мюзик-холла в Нью-Йорке (который в 1894 году был переименован в Карнеги-холл в честь его основателя).

Он решил вести подробный ежедневный отчет о своем визите, который могли бы прочитать члены его семьи. Дневник Чайковского № 11 охватывает его визит в Америку и обратный путь домой в апреле и мае 1891 года.

Мы внимательно прочитали каждую строчку дневника и хотим поделиться некоторыми отрывками. Это возможность заглянуть в глубину внутреннего мира творческого человека. Великий музыкант для общества, но для самого себя - переживающий, ищущий спокойствия.

ЕДА И ЛЮДИ, ЛЮДИ И ЕДА

(Апр.17/29) Спал тревожно. После чая писал письма. Прошёлся по 5 Avenue. Какие дворцы на ней! Завтракал дома один. В 7 часов за мной заехали Hyde с женой. Они довезли меня до Рено, дававших ради меня большой обед. Дамы были разряжены в бальные платья. Стол был весь уложен цветами. Около прибора каждой дамы лежал букет, а для мужчин были приготовлены букетики из ландышей, которые, когда мы сели, каждый вздел в бутоньерку фрака. Около каждого дамского прибора стоял мой портретик в изящной рамке. Обед начался в 7 1/2 часов и кончился ровно в 11. Я пишу это без малейшего преувеличения; таков здешний обычай. Перечислить все кушанья невозможно. В середине обеда было подано в каких-то коробочках мороженое, а при них аспидные дощечки с грифельными карандашами и губкой, на коих были изящно написаны грифелем отрывки из моих сочинений. Тут же я должен был на этих дощечках написать свой автограф. В 11 часов терзаемый потребностью покурить и доведённый до тошноты бесконечной едой, я решился попросить M-me Рено встать. Через полчаса после того все разъехались.

(Апр.18/30) Становится очень трудно писать, - не нахожу времени. Завтракал я с моими французскими друзьями. Ходили по Бруклинскому мосту, оттуда отправились к Ширмеру, владельцу обширного музыкального магазина в Америке; однако магазин и особенно металлография во многом уступают Юргенсону. Дома принимал у себя журналистку Jvy Ross, приходившую просить написать для её газеты какой-нибудь отрывок и пианистку Вильсон, порядочно мне надоевшую. После её ухода я сидел на диване как истукан часа полтора, предаваясь наслаждению покоя и одиночества. В 8 1/2 часов был уже в Music-Hall для хоровой репетиции. Хор встретил меня овацией. Пели очень хорошо. Остальной вечер посвятил легкому ужину и прогулке. Читал и перечитывал полученные письма. Как водится, плакал.

НЕДОСТУПНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ ПРОЙТИСЬ ОДНОМУ

(Апрель 22/Май 4) Зашли за Hyde, который повёл нас завтракать в Down-Town Club. Down-Town-Club есть ничто иное, как превосходный ресторан, в который, однако, не пускают никого, кроме членов клуба. Все это коммерческие люди, которым далеко до дому, и поэтому они там кушают свой lunch. После превосходного завтрака я пошёл по Broadway пешком, увы, с Майером. Этот добрейший немец никак не может понять, что его жертвы ради меня излишни и даже тяжки для меня. Что за удовольствие было бы одному пройтись! Вот прогулка, которая может дать понятие о длине Broadway. Мы шли 1 1/2 часа и прошли едва только треть этой улицы!!!

ОБРАТНАЯ СТОРОНА ПУБЛИЧНОСТИ

(Апрель 24/Май 6) Вот что я прочел сегодня в Herald. «Чайковский, - полный с проседью, хорошо сложённый, интересный человек, лет около 60 (!!!). Он кажется, немного стесняется и отвечает на рукоплескания рядом резких и коротких поклонов. Но как только берёт палочку, его самообладание возвращается.» Меня злит, что они пишут не только о музыке, но и о персоне моей. Терпеть не могу, когда замечают моё смущение и удивляются моим «brusque and jerky bows» (*резкие и отрывистые поклоны).

(Апрель 25/ Май 7) 51 год. Страшно волнуюсь в утро этого дня. В 2 часа предстоит концерт с сюитой. Удивительная вещь этот своеобразный страх. Уж сколько раз этой самой сюитой я дирижировал! Идет она прекрасно; чего боятся? А между тем я невыносимо страдаю! Страдания мои шли все crescendo. Никогда я, кажется, так не боялся. Наконец вышел, был опять превосходно принят и произвел, как говорится, в сегодняшних газетах сенсацию. После сюиты сидел в кабинете и давал аудиенции репортерам (о эти репортеры!). Заходил в ложу к M-me Рено, приславшей мне в это утро массу цветов, точно предчувствуя, что сегодня день моего рождения. Чувствовал необходимость остаться одному. И поэтому продравшись сквозь толпу я побежал домой. Затем облегченный и насколько могу счастливый, отправился фланировать, обедать, заходить в кафе, словом, придаваться наслаждению молчания и одиночества. Очень рано лёг спать.

(Апрель 26/Май 8) Начинаю затрудняться относительно времени для писем и этого дневника. Осаждают посетители, репортеры, композиторы, авторы либретто. Был на репетиции фортепианного концерта. Переодевшись дома, завтракал один в 3-ем часу. Немного спал перед концертом. Хорики прошли хорошо. Но если бы я еще меньше конфузился и волновался, прошли бы лучше. На ужин к Дамрошу мы шли пешком с Рено и Карнеги. У Дамроша очень оригинальный ужин, мужчины пошли к столу одни, а бедные дамы остались невдалеке. Ужин был обильный, но кухня американская, то есть необыкновенно противная. Между прочим, все ужинавшие были удивлены, когда я сказал, что мне вчера минуло 51 год. Карнеги особенно удивлялся. Им всем казалось, (кроме знавших мою биографию), что мне гораздо больше. Довезли меня в карете Карнеги. Под впечатлением разговоров о моей старообразности всю ночь видел страшные сны.
Г. Ромейко присылает мне ежедневно ворохи газетных вырезок обо мне. Все они без исключения хвалебные в высшей степени. 3-ю сюиту превозносят до небес, но едва ли не ещё больше моё дирижирование. Неужели я в самом деле так хорошо дирижирую, или американцы пересаливают?!!!

ДОРОЖНОЕ

(Апрель 29/Май 11) Я попал в вагон-салон. Это кресельный наш вагон только кресла расставлены теснее и спиной к окнам, но так что можно поворачиваться во все стороны. Окна, большие и вид на обе стороны совершенно открытый. Рядом с этим вагоном был вагон ресторан. А еще через несколько вагонов курительный вагон с буфетом. Сообщение из вагона в вагон совершенно свободное. Прислуга, т.е. кондукторы, гарсоны в вагоне ресторане и в буфете с курильной - негры, очень услужливые и учтивые. В 12 часов я завтракал (цена завтрака один доллар) по карте, имея право съесть хоть все кушанья, назначенные в карте. Обедал в 6, опять-таки так, что из нескольких десятков кушаний я мог выбрать, что и сколько угодно и опять за один доллар. Вагоны гораздо роскошнее, чем у нас, несмотря на отсутствие классов. Туалетов, т.е. отделений, где умывальных приборов с проведенною холодной и горячей водой, полотенец (здесь вообще насчет полотенец удивительное обилие), кусков мыла, щеток и т. п. - множество. Броди по поезду и мойся сколько угодно. Есть ванна и цирюльня. Все это удобно, комфортабельно, - и между тем почему-то наши вагоны мне всё -таки симпатичнее. Но может быть, это отражение тоски по родине, которое вчера опять угнетала и грызла меня весь день до сумасшествия. В 8 1/2 часов мы приехали в Buffalo. Через 50 минут после выхода из Buffalo я уже был на Niagara-Fall. Чувствовал себя необыкновенно усталым. Лег спать рано. Шум водопада среди ночной тишины очень чувствителен.

(Апрель 30/Май 12) Ниагара. Встал 8 часу. Breakfast. Ландо уже было готово, гидов здесь нет, и это прекрасно. Кучер везет повсюду, куда следует и частью словами, частью жестами указывает незнающему английского языка что делать. Описывать красоту водопада не буду, ибо эти вещи трудно выразить словами. Красота и величественность зрелища действительно удивительны. Вся эта прогулка очаровательна, особенно в это время года. Зелень совершенно свежа, и среди травы красуются мои любимые одуванчики. Страшно хотелось сорвать несколько из этих желтых красавчиков. Но на каждом шагу торчит доска с напоминанием, что даже wild flowers нельзя срывать. Потом я смотрел на главный водопад Schoe Fall. Оттуда переехали через дивный, смелый, чудный мост на Канадскую сторону. Отсюда мы поехали вниз по течению. Приехал домой незадолго до обеда. Обед был европейский, очень вкусный. В 6 часов 15 минут я выехал в спальном вагоне в отдельной комнате. Прислужник- негр не особенно любезный и непонятливый. Из-за него я не мог достать еды и лег спать голодный. Удобства всевозможныя: умывальник, мыло, полотенца, роскошная постель. Но спал я скверно.

УХАЖИВАНИЯ ЗА РЕКЛАМУ, НО ИСТИНА ДОРОЖЕ

(Май 2/14) Встал в 6-ом часу. Ходил к морю и восхищался. После Вreakfast'а мы уехали в город. Явилась Miss Ross. Письмо мое о Вагнере, отосланное ей было напечатано произвело сенсацию. Писал письма. Завтракал внизу в отеле один. Сделал пешую прогулку по Central-Park. Согласно обещанию, зашел к Майеру, чтобы написать отзыв о роялях Кнабе. Так вот наконец разгадка ухаживаний Майера!!! Все эти подарки, вся эта трата Кнабе'вских денег ради меня, вся эта непостижимая внимательность, - только плата за будущую рекламу!!! Я предложил Майеру самому сочинить требуемые отзыв. Дома укладывался. Вскоре появился Рейнгард с письмом от Майера, в коем последний просил подписать отзыв о роялях Кнабе. В этом проекте отзыва говорилось, что я нахожу рояли Кнабе безспорно лучшими из Американских. Так как я этого в действительности не только не нахожу, но признаю Штейнве несомненно выше, то я и отказался от этой редакции моего отзыва-рекламы. И просил передать Майеру, что не смотря на всю благодарность мою – лгать не желаю.

ОБЫЧНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ОБЫЧНОГО ЧЕЛОВЕКА

Был встречен Боткиным, поцеловавшись с ним, имел несчастье потерять шатавшийся передний зуб и с ужасом услышал из уст своих шипящие буквы с совершенно новым, особенным присвистыванием. Очень неприятно. Боткин довез меня до гостиницы, где им заказан был для меня превосходнейший номер. Обед был для меня устроен в Metropolitan Club. Обед был очень веселый, и я наслаждался счастьем говорить исключительно по-русски. Хотя, cчастье это омрачалось констатированием печального факта, что мои ч, ш, щ шипят и свистят по-старчески.

ПАРОМНАЯ РУТИНА

(Май 10/22) День ничем особенным не выдающийся. К пароходу и публике я уже привык и отношения мои установились. Я держу себя в стороне и, благодаря чудной каюте, где даже и ходить можно без затруднения, чувствую себя гораздо свободнее, чем на Bretagne. В салон захожу, когда никого не бывает по утрам. Там стоит изящный рояль Штейнве. При нём недурная музыкальная библиотека. Есть и мои творения. Распределение дня следующее. Утром, одевшись, звоню и Шредер приносит мне чашку чая. В 8 часов завтрак. Ем яичницу и пью чай с пфанд-кюхеном (*немецкий пончик). Чай хорош. Хожу потом по нижней палубе, занимаюсь, читаю. Под занятием разумею эскизы будущей симфонии. В 12 часов раздаются там-там: - это призыв к 2-му завтраку. Подают 2 горячих и массу холодных кушаний. Затем опять хожу, читаю. В 6 часов обед. Он тянется до 7 1/2. Пью кофе в Раухциммер, брожу по пароходу, особенно по нижней палубе, где только третьеклассники, которых немного. Спать ложусь рано. Два раза в день играет оркестр. Он состоит из стюартов 2-го класса, коих человек 16, и играет совсем порядочно, хотя репертуар плохой. Первый раз они играют в 2 часа, второй во время обеда. Морем восхищаюсь мало. Здоровье превосходно. Аппетит, какого не было давно. Все три раза поглощаю огромную массу пищи. Эту ночь спал я почему-то скверно; беспрестанно просыпался. Читаю я теперь книгу Татищева Alexandre et Napoleon.

(Май 14/26) Ночь была превосходная, тихая, лунная. Начитавшись у себя в каюте, я долго гулял по палубе. Это было удивительно приятно. Все без исключения спали, и я был единственным из 300 пассажиров 1-го класса, вышедшим полюбоваться ночью. Красота неописанная и словами этого не передашь. Странно теперь вспоминать ужасную ночь на Воскресенье, когда в моей каюте все предметы, даже сундук катались из одного угла в другой, когда какие-то ужасные толчки, приводившие в содрогание и казавшиеся последним усилием парохода бороться с бурей, наполняли душу мучительным страхом, когда в довершение ужаса электрическая лампа с колпаком свалилась и разбилась вдребезги!.. Я давал себе в ту ночь слово никогда больше не плавать по морю. Погода сегодня окончательно установилась превосходная. Пассажиры поговаривают о концерте сегодня в салоне и пристают, чтобы я играл. Вот что отравляет морское путешествие: это обязательное знакомство с обществом пассажиров.

Иллюстрации любезно предоставлены архивом Карнеги-холла

Портрет Чайковского с автографом во время его пребывания в Нью-Йорке
Запись из Нью-Йоркского дневника Чайковского
Афиша фестиваля в Карнеги-холле с изображением Чайковского
Билет на вечер открытия
Подписанные цитаты из музыки Чайковского

Читала дневники Чайковского и искала архивные документы: Иоланта